MetalGossip’у выдался шанс провести очень интересную телефонную беседу с Федором Сволочью, участником и идеологом питерской группы Theodor Bastard. Выражаем большую благодарность Федору за полные и увлекательные ответы!

Стиль Theodor Bastard сложно идентифицировать одним словом, название говорит само за себя – «бастарды» мастерски смешивают и этнические барабаны Африки, и современные электронные веяния, и русскую народную музыку, и шаманские мотивы, и еще множество элементов, делающих звучание группы совсем не похожим на другие.
В начале мая группа представила новый альбом «Vetvi», где тесно переплелись природа Карелии, чарующие тексты Яны Вевы – вокалистки группы, пение бурятской певицы Намгар Лхасарановой и полное погружение в красоты Русского Севера.

—  Здравствуйте, Федор, рада Вас слышать!

— Здравствуйте!

— Первый вопрос такой, интересовались ли Вы в детстве  мистикой, историей и древними языками?

— Любого ребенка, мне кажется, мистика увлекает. Меня всякие таинственные рассказы Говарда Лавкрафта, Роберта Блоха, и Стивена Кинга, и конечно, книги Кастанеды и Гурджиева потрясали. А еще сказки, которые в раннем детстве читали родители – это та мифология, которая ни одного ребенка не оставит равнодушным. Более того, скажу, что в таком циничном рациональном современном мире, когда все можно объяснить, все разложить по полочкам, пропадает вот эта таинственность. И потому жизнь человека, который воспитан на подобном рациональном восприятии, где все просто и объяснимо, оказывается тусклой и предсказуемой. Ведь еще великий русский филолог Алексей Фёдорович Лосев говорил, что миф – это максимально конкретная реальность, в которой нет ничего выдуманного, фальшивого и лишнего. Лучше и не скажешь. Ведь без этого самого мифологического восприятия, исчезает подлинная одухотворенность жизни.  Я убежден, что мы – люди современной цивилизации – не должны терять мифа. Не должны утрачивать сказки, иначе произойдет настоящая катастрофа.

— Но все-таки в современном мире вместо мистики и всего прочего приходит что-то другое, например, коммуникации, охватывающие весь мир. Вот я могу без особых проблем позвонить из Киева в Санкт-Петербург и запросто пообщаться с Вами. Ну, это может быть, не совсем равнозначная замена, но одно уходит — другое приходит.

— Я говорю, скорее, о двух разных типах сознания. Сознания мифологического, корни которого питают воды древности и которое основывается на непрерывности рода, а вы же говорите о втором типе сознания современного, оторванного от этих корней. А ведь еще Юнг, говорил, что мифообразование как таковое это неотъемлемая часть нашей психики, которая выступает в качестве хранилища архетипических структур и опыта. Он это и называл коллективным бессознательным. А теперь представьте, что вот этот древний источник, мы перекрываем камнем своего железобетонного «научного всезнания». Какой это опасный феномен.

А в целом насчет коммуникаций, я не уверен, что это какое-то «абсолютное благо». Может где-то нам всем не хватает некоторой дистанции друг от друга, чтобы мы могли путешествовать в какие-то неунифицированные таинственные уголки. А я, как человек, который много путешествует, могу сказать, что был шокирован, когда в том же Бейруте, в Ливане, обнаружил McDonalds, в котором продавались халяльные бургеры. Ну, это как пример. Даже в Камбодже в каких-то архаичных деревнях я встречал жилища, построенные из старых рекламных плакатов – вроде Мальборо и прочих, а на островах в индийском океане натыкался на обертки из-под Сникерса. И это повсеместно, к сожалению, такое распространение корпоративной культуры, которая затрагивает даже самые отдаленные уголки цивилизации, на мой взгляд, ведет человечество к полной глобализации и грядущей катастрофе. В этом смысле я консерватор. Я считаю, что народ, какой бы он ни был, не должен утрачивать свою связь с землей, свои традиции, свою идентичность и уникальность. Он должен идти по своему пути заложенному своей культурой. Не превращаться в еще один клон западного образа жизни.

— Вот насчет путешествий, к слову. Я знаю, что Вы являетесь заядлым путешественником и наверняка хотели бы побывать еще в куче мест нашей планеты, благо, их огромное количество и малоизведанных в том числе. А есть ли у Вас какая-то заветная мечта, особое место, где Вы еще не были? Тибет, Индия…?

— Когда, есть возможность, я стараюсь выбираться. Но заядлым путешественником меня не назовешь. Я искренне восхищаюсь такими людьми как Федор Конюхов или Николай Михайлович Пржевальский. А что касается того, куда бы я хотел попасть, то это Бразилия, и, если конкретно, река Мадейра, приток Амазонки. Практически нетронутые джунгли. Поскольку это давняя детская мечта, то я её откладываю на потом, а то потом не о чем будет мечтать.

— У Вас есть какие-то талисманы — фигурки, статуэтки — которые Вы привезли из путешествий или получили в подарок от друзей, или браслеты/подвески, которые носите, не снимая?

— Нет, вы знаете, я принципиальный противник привязанности к вещам. Вещи умеют накапливать энергию и имеют определенную власть над нами. Весь этот скарб вещей, который мы тащим за собой по жизни — какие-то там игрушки, талисманы – он же просто отягощает нас. Делает зависимыми. Привязанными. Не гибкими. Об этом, в частности, очень хорошо в свое время высказался дон Хуан герой книг Кастанеды: «Предметы только орудия, от них нельзя чему-либо научиться.». Мы приходим в этот мир голыми, обнаженными и ни с чем – и уходим ни с чем. Мне кажется, это вполне естественный процесс и нельзя вешать на себя якорем кучу лишнего и тащить это за собой всю жизнь. Это мешает саморазвитию, делает человека негибким, и не дает сорваться с места, когда это нужно. Поэтому никаких таких вещей у меня нет. Более того, я татуировок, и пирсингов всяких, и колец с браслетами, не ношу.

— Продолжая мистико-эзотерическую тему: верите ли Вы в реинкарнацию?

— Сложно сказать. Это очень древняя идея у человечества, которая возникла еще со времен тотемизма. Была и у греков или даже эскимосов в том или ином виде. И конечно в индуизме и буддизме. Наша психика так устроена, мы не можем поверить в конечное и полное уничтожение нашего Я после смерти. Мы на уровне подсознания придумываем такой универсальный миф, о перерождении. Я думаю, можно очень много строить теорий, о том, ЧТО «там» есть и есть ли что-то. Я пока уверен в одном, что закон сохранения энергии действует, и все сущее, что приходит — никуда не уходит, происходит видоизменение формы и стихии, сюда можно отнести хотя бы вот питательную почву для растений. Куда при этом девается наше сознание – я не знаю, возможно, оно растворяется во вселенском космосе, который нас окружает. Согласно некоторым восточным учениям, человек, который идет по пути знания, должен свое сознание привести к такой чистоте, что просто будет пропускать через себя весь внешний мир и сотрет границу между ним и чем-то чисто человеческим. Но некоторые религиозные верования, когда люди верят, что их личности вместе со всеми их жизненным опытом куда-то там во что-то переродятся, мне кажутся очень наивными.

— А если бы реинкарнация в буддистском понимании все-таки существовала, где и кем Вы себя видите, скажем, в XV веке?

— Сложно сказать, вы такие умозрительные вопросы задаете. Я, наверное, практик и в случае чего, в XV веке нашел бы себе применение. Средние Века – время стремлений человечества, каких-то поисков, сомнений, ошибок, снова поисков, это темная и для современного человека привлекательная эпоха. Полагаю, от меня была бы польза. Не знаю, правда, долго бы я там прожил или нет, может, меня бы на костре сожгли или отрубили голову, но, мне кажется, это была бы интересная жизнь.

— Существует ли у Вас какой-то особый природный пейзаж, который способен моментально заставить забыть о проблемах, вдохновить и заново одухотворить? Например,  у меня это зеленое поле, много синего неба и ветер.

— Когда мы писали наш новый альбом (Vetvi – прим. MetalGossip), мы часто вспоминали наши поездки на север, в Карелию. Петербург практически стоит на границе с Карелией, это камни, озера чистейшей воды, какие-то деревца, северная Карелия – это лесотундра, морошка на болотах, и другие ягоды на склонах, поросших мхом и редкой травой. Конечно, вот эти места наиболее нам близки, и мне лично близки, и в нашем новом альбоме это нашло отражение. И в каких бы южных странах мы не были, наши северные края всегда остаются в нашей душе.

— У Вас есть домашние животные, или в связи частыми путешествиями у вас нет возможности кого-то завести? И вообще, любите ли Вы животных?

— Я люблю животных, когда они на свободе. Когда они в своей естественной среде. Я сталкивался с медведем нос к носу на северном Урале. Очень много архетипов всплывает, когда встречаешь дикого зверя в дикой природе. Когда все, на что ты можешь уповать, это его сознание, а не твое.

— Кто больше испугался, Вы или медведь?

— Сложно сказать. Это как встреча с другими мирами. Одно дело смотреть фильмы об этом по телевизору, где все кажется простым, или сходить в зоопарк, и совсем другое – когда сталкиваешься с этим в реальности, когда видишь животное в его естественной среде обитания. В такой момент понимаешь, что мы ничего не знаем о зверях, и все наши представления – просто картинка на экране из передачи «В мире животных». Тем более, в мифологии медведь антропоморфен, он зачастую очеловечивался, ему прививались многие человеческие черты. Когда ты встречаешься с таким зверем, сразу вспоминаются все эти детские сказки и другие сказания, в душе просыпаются всякие древние архетипы и просто некий космос обнаруживается внутри. Инстинкты, на генетическом уровне, такие включаются, о которых ты и не подозревал. Мы в обычной жизни их забываем, поскольку живем, отгородившись от природы, в уютных домах, однако, по сути, мы все те же голые обезьяны, какими были тысячелетия назад.

— Какие литературные произведения служат для Вас источником вдохновения?

— В юности я много читал. Иногда с фонариком, когда взрослые выключали свет. В школьные годы у меня появились и любимые авторы, которые, наверное, оказали влияние на мою неокрепшую детскую психику. В те времена я зачитывался и Луи Фердинандом Селином и Кнутом Гамсуном. Андреем Платоновым и Леонидом Андреевым. Германом Гессе и Густавом Майринком. Когда стал постарше, полюбил и Достоевского, и Чехова и более авангардных авторов вроде Хармса. Любил книги по психологии и философии с удовольствием читал работы Рональд Лэнга и Карла Густава Юнга. Ницше. Хайдеггера. К моему большому сожалению, сейчас получается читать только в поездках. Недавно прочел биографию Вагнера. Очень интересно читать жизнеописания известных людей, о том, как они сочиняли свои opus magnum.

— А что касается литературы, как источника текстов? Я знаю, что в одном из альбомов были использованы средневековые арабские стихотворения.

— Да, на альбоме 2004-го года «Pustota» был такой момент. Интересно, что основу средневековой арабской поэзии заложили кочевники-бедуины. Причем, стихосложение для этих племен было связано чисто с магическими вещами. Не зря слово «шаир» — «поэт» изначально переводилось как «ведун». И такой вот «поэт» был очень важен для кочующего племени, считалось, что он может заклинать погоду, находить среди песков воду. Но в целом мы редко используем литературные тексты для своих песен. Был еще опыт в песне Epilog, которая шла бонус-треком к альбому «Белое», автор стихотворения, которое в ней использовано, один из любимых Яниных поэтов (Яна Вева – вокалистка Theodor Bastard – прим. MetalGossip) – Хуан Рамон Хименес. У него действительно магические стихи.

— А Яне на каком языке больше всего нравится петь?

— Это надо у Яны спросить. Мне почему-то кажется, что русский. Хотя с другой стороны у песен на русском языке больше требований к тексту, то есть к поэзии. Вообще русская душа – она такая, поэтическая. Это довольно большая работа и большая ответственность – написать альбом на русском языке.

— А Вы сами вообще какую музыку больше всего любите слушать?

— Стараюсь слушать все новинки, но, к сожалению, в новой музыке мало что цепляет. А из таких авторов, к которым безусловно возвращаюсь, это Вагнер, Карл Орфф, люблю Стравинского, особенно «Симфонию псалмов». Очень нравится Альфред Шнитке. Pink Floyd, Jefferson Airplane, Питер Гэбриэл, немецкий краут-рок, шумовая сцена и немецкая электронная сцена, Can и Kraftwerk, к примеру. Люблю Laibach. И кое-что из современной электронной музыки вроде Future Sound of London или Massive Attack… Можно перечислять долго. Тут и русская народная музыка, и балканская, и африканская. Очень круто звучат пластинки с записью народных деревенских песен, или каких-то африканских барабанов. Очень люблю арабскую музыку, есть такая ливанская певица Файруз, вот ее очень люблю. Она была популярна в 60-х годах, выступала с симфоническим оркестром. Очень интересно наблюдать за струнными арабскими инструментами во всей полноте их применения, на функции барабанов в восточной музыке. Для нас, как для группы, которая любит этническую музыку, все это очень увлекательно.

— Как Вы относитесь к тому, что в нынешнее время музыку больше скачивают из интернета бесплатно, а не покупают на носителях или в Itunes?

— Мне кажется, что если музыка хоть как-то распространяется, то это хорошо. Это довольно справедливая система – «плати сколько хочешь». С одной стороны, музыке не нужны всякие копирайты, и я согласен с лозунгом, что искусство должно принадлежать всем. С другой стороны, это нормально, когда артист хочет окупить свои усилия и затраты на звукозапись, которая по-прежнему, является весьма дорогостоящим процессом.

— Сейчас очень распространена практика сбора средств, т.н. краудфандинг. Как вы относитесь к этому веянию: считаете ли, что для достижения цели все средства хороши или же придерживаетесь мнения, что музыкант должен сам зарабатывать на свое творчество?

— Нельзя считать краудфандинг исключительно благотворительностью, когда ты дал что-то и забыл. Люди, которые участвуют в сборе средств, по сути, являются инвесторами проекта, это как вложение, аванс. Музыкант должен закончить запись и вернуть слушателю то, за что он заплатил, т.е. музыку. Поэтому, это вполне справедливая схема, хотя признаюсь, мы ни разу сами ее не использовали.

Но в  целом мне кажется важно, что, благодаря краудфандингу, появилась у многих слушателей возможность поддержать любимую музыку. Мы ведь уже говорили о том, что сейчас можно качать музыку бесплатно, таким образом, музыкант, раздавая музыку, может остаться без средств для того, чтобы продолжать творчество. Если мы не будем поддерживать любимых музыкантов, то просто рано или поздно лишимся своей любимой музыки. Это просто арифметика, но удивительно как много людей не понимают таких простых вещей.

Кстати говоря, это касается не только музыки, но и экологии, например. И когда мы выезжаем на природу, мы не должны только брать, а отдавать тоже важно, иначе рано или поздно это закончится экологической катастрофой. Человек по природе своей, он как некоторые микробы – жадный, бездумный, он стремится беспрерывно потреблять, пользоваться, пользоваться, пока то, чем он пользуется, не умрет. Это, конечно, страшно. В этом смысле мы должны бороться с этим в себе. Когда я приезжаю в дикие места и вижу эти тонны мусора, банки, я в какой-то момент просто впадаю в мизантропию. Люди приехали на природу, потому что красиво им нравится воздух, озеро, дикое место, они получили удовольствие, и потом испортили место, цинично загадили. А в следующий раз приедут к этому мусору, поморщатся от брезгливости и примутся искать еще одно не тронутое место.

Так бывает и с музыкой. Я видел, как некоторые прекрасные талантливые музыкальные проекты просто на глазах буквально угасали, при всей их популярности, просто потому, что они не смогли сами себя содержать и окупить, при этом на разных сайтах их музыку качали тысячи слушателей и оставляли комментарии в духе: «Как здорово!» «Как потрясающе!». Эта ситуация одностороннего использования — порочна и неправильна. И поэтому хорошо, что есть такие способы музыканту не вылететь в трубу с очередной записью. Это важно, потому что иначе мы можем однажды проснуться в абсолютно фальшивом коммерческом музыкальном мире радио и телевидения, а реально хорошие проекты исчезнут.

— Замечательный альбом «Vetvi» удивил обращением к русской культуре, особенно после шаманского «Oikоumene». Какие еще национальные мотивы есть в планах для обыгрывания?

— Мы не играем с этим. Это идет, как идет. Как поток. У нас, кстати, уже был альбом, полностью русскоязычный, это альбом «Белое», с русскими текстами, русским звучанием. А вообще мы с самого начала существования нашей группы вместе с Яной, глядя на наших кумиров, которые  с годами никак музыкально не развивались, мы обещали сами себе такую вещь, что мы такими никогда не станем, что будем постоянно искать что-то новое. И я надеюсь, что мы идем этим путем до сих пор.

— Что касается музыкальных инструментов. Известно, что раньше Вы, Федор, извлекали звуки буквально из подручных средств, а на новом альбоме задействовали едва ли не целый оркестр.

— Ну, нельзя сказать, чтобы вот прям целый оркестр. Вообще мне нравится идея изобретения инструментов, на самом деле, на это большое влияние оказало индустриальное прошлое нашей группы, когда мы играли на разных стальных пружинах и прочем строительном мусоре. С тех пор у нас появился вкус к таким вещам. На новом альбоме мы задействовали т.н. сибирскую виолончель, это препарированная виолончель, по которой мы играли смычком от морин-хура – такого струнного монгольского инструмента. Вместе с перкуссионистом Кириллом Серовым задействовали большие африканские барабаны – дун-дуны – на которых играют палочками, но мы крепили к ним изолентой и скотчем разные шейкеры, чтобы поменять характер их звука. Много было таких экспериментов. Я дома записывал тибетскую трубу дунчен в лестничном пролете, для создания особой естественной акустической среды. Её яркое звучание можно услышать в «Белом городе», треке, практически закрывающем альбом. Мне кажется, получилось довольно интересно.

— Альбом получился очень глубокий и цветистый, несмотря на то, что мне он показался холодным, если бы музыка обладала температурой. У вас еще в записи участвовала бурятская певица…

— Намгар, просто потрясающая вокалистка в плане тембра и интонирования. В ее голосе есть вот именно эта шаманская нотка, которая была очень важна для нашего альбома. Мы выслали ей в Москву несколько наших заготовок, она над ними совершенно автономно поработала, спела свои партии и прислала нам. Наша главная установка была – «Делай, что хочешь». Большой неожиданностью было услышать, насколько она почувствовала настроение, которые мы хотели вложить в альбом. С большим удовольствием поработали с ней.

— А что касается европейского звучания – видите ли Вы в музыке Theodor Bastard, к примеру, шотландскую волынку?

— Конечно. Более того, если Вы внимательно прослушаете трек Salameika или Aion, вы услышите там вполне европейские средневековые мотивы. Нельзя сказать, что альбом весь такой полностью северный, он северный для нас, мы его таким делали, но я слышу какие-то вещи, которые ассоциируются не только с севером, но с чем-то европейским.

Что касается волынки, то мне больше нравится гайда – болгарская волынка. Шотландская волынка мне кажется довольно крикливой, очень такой шумный инструмент, громкий. Вот болгарская – у нее звук более мягкий, и она очень гармонично сочетается с женским голосом. Вообще балканская музыка мне очень близка, я очень люблю болгарскую хоровую традицию. И вся южнославянская культура меня очень привлекает. Кстати, в нашем репертуаре долгое время была сербская песня «Болуешь ти», при этом мы знали ее текст, но не знали, что она сербская! Мы думали, либо словацкая, либо хорватская, либо какая-то еще. Мы придумали аранжировку под эту песню, и однажды на одном фестивале в Румынии к нам после выступления со слезами на глазах подошли ребята, оказались они сербами, и сказали, что мы спели их народную песню, да еще и в такой интересной интерпретации. И они помогли нам написать текст правильный, на сербском. Вот и такое бывает.

С этнической музыкой всегда так кажется, что ты достиг какого-то понимания и каких-то знаний, народной мудрости, и каждый раз ты потом понимаешь, что ты полный профан и новичок. Столько всего еще неизведанного, столько всего можно узнать: овладеть новым инструментом, найти новые грани народного вокала, найти какие-то вещи, о которых ты не догадывался, а они существуют уже тысячелетия. Народная музыка – она неисчерпаема в этом смысле. Я считаю, любой музыкант должен хотя бы время от времени интересоваться народной музыкой, потому что когда начинаешь ее изучать, понимаешь, что любой стиль современности, пусть даже дабстеп, имеет корни именно там. Для того, чтоб сочинять музыку, очень важно знать, откуда она черпает свое начало, где ее исток.

— Хотели бы вы записать DVD или live-CD с вашим концертом?

— Да, конечно, хотели бы. Слушатели часто спрашивают, хотели бы вы записать DVD, или приехать куда-то. Хотели бы, но не всегда есть возможности. У нас была запись презентации нескольких треков в клубе «Космонавт», я надеюсь, их там как-то смонтируют. То есть какие-то попытки записи мы делаем, потому что это обидно, когда мы концертную программу готовим почти полгода – а это уходит в никуда. Мы много работаем над концертным звучанием, потому что используем не самые обычные инструменты и у нас нет такого количества человек, которые смогли бы сыграть на них одновременно на сцене, вследствие этого приходится идти на разные ухищрения. Конечно, хочется это запечатлеть, надеюсь, когда-нибудь у нас будет такая возможность – записать качественный концерт, на несколько камер, с качественным звуком. Но я рад, что нам удалось запечатлеть нашу акустическую концертную программу, по крайней мере, большую ее часть. Сняли мы это на студии «Добролет», живьем отыграли все то, что мы играли на концертах. Эта запись — еще и память для нас, потому что на ней наш соратник, наш друг — Владимир Белов, который с нами играл много лет и в прошлом году трагически погиб. И если б мы не сделали эту запись, мы бы даже не смогли бы посмотреть, как он с нами в этой программе был, и как звучала его виолончель.

— Спасибо большое за информативные ответы, передавайте привет Яне от MetalGossip и ждем вас с концертами!

— Да не за что, до встречи!